гопник-гей ©/я порню всё, но кое-что смутно ©/I will resist and bite
Название: Молох
Автор: Svart Galla или Gas in Veins на фикбуке
Фэндом: Doctor Who
Пэйринг или персонажи: Мисси/Двенадцатый, Мисси/Клара, Двенадцатый/Клара
Рейтинг: NC-17
Жанры: Гет, Фемслэш (юри), Мистика, POV, Songfic
Предупреждения: OOC, Групповой секс
Размер: Мини, 6 страниц (~2000 слов)
Описание: Алтарь твой, боже, никогда не будет пустовать! Я помню всех тех, кто жертвовал жизнью ради тебя, добровольно распинал себя на медленно нагревающемся камне, замирая в ожидании волны ослепительного жара, вплавляющей плоть в гранит. А Клара — готова ли она шагнуть к тебе в огонь? А я сама — готова?..
Посвящение: Прекрасной Мисси.
Примечания: Эта работа написана под сильным впечатлением от "Саломеи" Оскара Уайльда. В тексте использованы отрывки из песен Flёur "Пепел" и МРФ "Молох".
Моло́х — божество моавитян и аммонитян (Библия, 3Цар. 11:7), которому приносили в жертву детей (Иер. 7:31).
текст
Я стою в тени, обернувшись в неё, как в тёплый плащ, защищаясь от холодного ветра, покусывающего кожу, как рой маленьких злых насекомых. Я наблюдаю. Я жду. Воздух наполнен запахами человеческих тел, которые невозможно замаскировать никакими духами — пот, гнилозубое дыхание и рыбная вонь гениталий. К ним примешивается тонкий, едва уловимый запах гари, похожий на невесомую, цвета потухших углей в костре вуаль. Вытопленный жир, горелое мясо и кости. Улицы усыпаны мелкими белыми хлопьями, которые люди принимают за ранний снег, не замечая пепельно-серых разводов на своих лицах. Пепел к пеплу, прах к праху, огонь был быстрым, жадным, пылающая пасть распахнулась широко, достаточно широко, чтобы поглотить огромное доисторическое существо, пожрать шкуру, плоть и кости, оставив только серую взвесь в воздухе.
Зубы — они горят?
Каково это — ощущать себя в объятиях пламени? Обнимать его в ответ тлеющими руками?
Каково это — когда тебя целует пламя?
Согрей меня.
Тонкие щупальца ледяного спрута пробираются под мой сотканный из тьмы плащ. Кожа покрывается мурашками и соски твердеют — от холода или от того, что я наконец увидела тебя в толпе? Я с показной небрежностью перехватываю газеты, поправляю шляпку и делаю шаг вперёд — в водоворот немытой плоти и испарений сточных канав, из тени в свет, ближе к тебе, ближе к пламени, которое озаряет всё окружающее, холодное, скользкое, гадостное, точно инквизиторский костёр, и оно отступает, летит в искрящуюся чистой горячей энергией бездну. Моё стремление догнать тебя — стремление бабочки отдаться пламени свечи, притягательному отчасти именно своей смертоносностью. Я следую за тобой, постепенно сокращая расстояние, жар опаляет лицо и ресницы, над губой выступают бисеринки пота, и внутри меня, отзываясь, горит ещё более жаркий огонь, ещё более мучительный, заставляющий истекать влагой, подобно горящему дереву, выделяющему смолу.
Ты прекрасен, как летящая комета, как пламя полыхающего за стенами неприятеля пожара.
Как пахнет огонь?
Как ты.
Я ощущаю твой запах сквозь зловоние, исходящее от твоего грязного пальто. Как можно было облечь твоё, твоё тело в эту мокрую, склизкую тряпку? Мои ноздри трепещут. Я уже за твоим плечом, как дрожащая тень, как отблеск, жар едва выносим и волосы, кажется, вот-вот начнут чернеть и сворачиваться в кольца, тонкие крылья вспыхивают на миг, чтобы навечно обратиться в лёгкую серую пыль. Пепел к пеплу, пепел — твои волосы, голубая кромка пламени — твои глаза. Я иду за тобой, и уродливые декорации вокруг дрожат, осыпаясь тлеющими чёрными клочьями.
Как движется огонь?
Люди расступаются перед тобой. Им кажется, что они делают это из-за исходящего от тебя запаха, но на самом деле боятся обжечься. Огнём нельзя управлять. Огонь нельзя направить по нужной тебе дороге. Он идёт, и за ним можно только следовать, тонуть в нём, чувствуя, как истлевает и прилипает к коже одежда, а затем и кожа пузырится и сползает лоскутами, словно платье под руками умелого любовника.
О чём думает огонь?
Ты кажешься растерянным, уязвимым, потерявшимся, как молодой бог, не нашедший ещё своих служителей. Чужая вера ещё не коснулась тебя, это дуновение ещё не раздуло неровно горящее пламя. На ходу я разворачиваю газету на нужной странице. Это — растопка для костра, мой маленький вклад в ослепительный, обжигающий звёзды огонь, доходящий до самых небес, моё дыхание, заставляющее угли вспыхнуть вновь, моя вера в новое прекрасное божество, которому должно построить дивный рай! Я подарю тебе ещё одного поклонника, сотни поклонников, и пламя взовьётся вверх, в водопаде искр и пелене горького дыма...
Как говорит огонь?
Я окликаю тебя и вкладываю в твои руки газету — подкладываю хворост в костёр, готовлю жертвоприношение богу, вкуси же от плоти и крови, напейся, напитайся, взвейся оранжевыми сполохами! Я с сожалением отступаю обратно в бледный, холодный мир, оставляя тебя одного с моим даром, в липкую белёсую плесень, дрожащую на стенах домов, свисающую тягучими нитями из носов и ртов. Омерзительно. Грязно. Темно.
Огонь очищает.
Огонь освещает.
Огонь освящает.
Я не рискую оглядываться на тебя. Я сжимаю в руках вторую газету, сестру той, что ты касаешься сухими горячими пальцами. Почему бумага не чернеет и не сворачивается от твоих прикосновений? Твой взгляд обжигает, как раз за разом вонзающийся в тело раскалённый прут, твои зрачки похожи на два чёрных солнца. Я зябко поёживаюсь — дрожь возбуждения — и иду быстрее. Мне надо вручить вторую газету. Никто не кормит огонь грязными мокрыми ветвями, хворост заботливо чистят и сушат, прежде чем бросить в трепещущий хищный цветок с алыми лепестками. Я несу благую весть миру, я несу величайший подарок, вторую газету, открытую на странице с объявлением от невозможной девушки.
Я готовлю пожар, какого ещё не видела эта сырая, вязкая планета.
Я веду жертву к алтарю.
Я готовлюсь к самому жгучему наслаждению в своей жизни.
Да вспыхнет пламя!
О рыжеволосых говорят, что их поцеловал огонь... Не потому ли ты так отчаянно хочешь, чтобы однажды твои волосы вспыхнули, как пламенеющие перья? Ты всегда ощущал в себе пламя, зреющее изнутри яркими сполохами, лижущее жаркими оранжевыми языками, но только внутри, не вырывающееся наружу с дыханием, ни с одной спорхнувшей с потемневших губ искоркой.
Но иногда...
Огонь невозможно контролировать.
Он хлещет наружу потоками лавы, растворяя в себе, испепеляя прошлое, чтобы однажды, в будущем, кратер снова разверзся, и кипящее жидкое пламя затопило всё вокруг. Раз за разом ты горишь, но не сгораешь, ты — феникс, рождающийся заново на погребальном костре, ты сам — этот костёр...
Я смотрю на тебя издалека — пока издалека. Твой образ колеблется, как пламя тысячи свечей в заброшенном соборе, который теперь посещает только ветер, шепча молитвы шорохом сухих листьев на каменном полу. Я протягиваю к тебе руку и тут же отдёргиваю, предвкушая тот момент, когда моя кожа покраснеет и шипящий жар заставит нервные окончания взять первую ноту в хоре обжигающей боли. Но пока рано, слишком рано. Я стискиваю кулак между бёдер, сжимаю, не переставая смотреть на тебя.
На огонь можно смотреть вечно.
Я привожу к себе тех, кого уже коснулось твоё пламя. Я собираю их, как влюблённая собирает угли костра, на котором сгорела её любовь, целует их, пачкая губы золой, в слепой надежде, что когда-то они были лицом, безмятежно улыбавшимся в миг их наивысшего счастья. Я вижу в их зрачках отблеск — только отблеск, но даже он заставляет меня трепетать. Я ласково касаюсь тех мест, к которым прикасался ты — они до сих пор горячие, мягкие, как расплавленный воск, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не слизнуть языком запах и вкус твоих рук.
А может ли огонь гореть вечно?
Я позабочусь о том, чтобы твоё пламя не потухло. Я буду питать его, скармливая ему деревяшку за деревяшкой, бледные стволы тел с руками-ветвями, с шипящей на углях алой смолой в тонких венах. Алтарь твой, боже, никогда не будет пустовать! Я помню всех тех, кто жертвовал жизнью ради тебя, добровольно распинал себя на медленно нагревающемся камне, замирая в ожидании волны ослепительного жара, вплавляющей плоть в гранит. А Клара — готова ли она шагнуть к тебе в огонь? А я сама — готова?..
От огня разлетаются искры...
Клара, моя Клара, наша Клара, как хорошо, что я выбрала тебя... Маленькая, упрямая искорка, стремящаяся затмить своим быстро гаснущим огоньком солнце. Ты — мой дар, моё подношение, ещё один язычок пламени в огромном костре. Позволь же мне подготовить тебя! Жертву богам чествуют так, словно она сама равна им. Дай мне взять тебя в ладони, кусачую и непокорную! Я умащу твою кожу драгоценными маслами, чтобы она блестела, как матовый бархат, я хочу коснуться твоего лица — распахни свои губы перед моими пальцами, дай мне ощутить шелковистость твоего горла, дай мне подготовить его к тому, что ему предстоит принять! Я бережно расчешу твои волосы, до сухого, как у горящей древесной коры, треска, чтобы в них было приятно запускать пальцы, оттягивая твою голову назад. Я дотронусь до того, чего, возможно, не касался ещё никто, и распалю его так, чтобы ты обжигала, как адское пламя, когда в тебя входят.
Мы разожжём славный пожар, моя искорка! Ни одному божеству ещё не приносили столь прекрасной жертвы. Никто из ныне живущих ещё не испытывал такого наслаждения. И всё это — в моих руках. Я стискиваю их так, что ногти впиваются в тыльные стороны ладоней. Кто-то ещё проводил ногтями по твоей коже, Клара, оставляя на ней, похожей на золотой песок, неровные красные следы? Кусал ли кто-нибудь твою полную нижнюю губу так, что выступала кровь? Дай мне поцеловать твои губы, Клара! Я оставлю свой вкус на твоём языке, чтобы его ощутил тот, для кого предназначена эта жертва. Твои губы сладки, как разогретая летним солнцем пыльца. Я поцелую их, и другие губы, я уверена, не менее сладкие...
Я доведу тебя до жерла вулкана, Клара, а затем брошусь туда вслед за тобой, наслаждаясь последними секундами полёта и ветром под моими крыльями, прежде чем меня поглотит пышущая жаром бездна.
Я уверена, что скоро мы будем готовы.
Огонь не возникает ниоткуда...
Я зажигаю первую спичку, крохотному огоньку которой суждено вырасти в ревущее, бушующее пламя. Я роняю свечу на пересохшие доски пола, уже давно молящие об очищении их огнём, о полёте наверх лёгким, клубящимся дымом. Я с упоением еретика совершаю богохульство, потому что только так можно достойно восславить твоё величие, боже! Я целую твои губы — тлеющие угли не столь горячи, как твои губы! Я прижимаюсь к твоему телу — пески пустынь не столь белы, как твоё тело! Ты обжигаешь даже сквозь одежду — я с содроганием представляю, что будет, когда я сорву её.
Это будет скоро, очень скоро.
Чувствуешь вкус моей помады? Чувствуешь, как мои длинные волосы касаются твоего лица? Чувствуешь, как я дрожу? Понимаешь ли, что это — дрожь давно, так давно сдерживаемого вожделения?
Своими губами я роняю в тебя искру, которая превращается в огненный шторм. Я преподношу тебе великий дар, который ты не сможешь брезгливо отбросить. Я уже вижу, как кипит твоя кровь, как горят твои глаза! Я склоняюсь перед тобой, перед твоим пламенеющим великолепием, и ты даришь мне второй поцелуй, скрепляя наш договор и принимая моё подношение, ты говоришь, что я победила, и я знаю, что это правда. Я счастлива, как счастлив любой идолопоклонник, на чьи молитвы ответил его бог.
Глупцы! Почему вы не падаете на колени и не молите, чтобы это пламя не затухало?
Славьте его!
Славьте его!
Славьте его!
Но стоит упасть одной-единственной искре...
Я снова смотрю издалека, на мир, похожий на вмёрзший в лёд труп, на холод и снег. Как можно славить мороз и смерть? Как можно праздновать грязь, эту серую, белую, склизкую мерзость? Мне радостно видеть, как всё отвратительное тает и отступает перед твоими пламенными брызгами. Это будет истинное Рождество — да, рождение единственного настоящего бога! Приятное покалывание, похожее на тепло камина, расползается внизу моего живота.
Ты тоже ощущаешь это, Клара? Ты тоже видишь это? Она прикасается к тебе губами, принимая крещение твоим огнём. Покалывание превращается во влажный жар, и я понимаю, что время пришло.
Я готова начать нашу пресвятую мессу, наш дьявольский шабаш, нашу исступленную вакханалию.
Гори! Гори, как тысяча солнц, как все раскалённые звёзды во Вселенной!
Я не дам тебе погаснуть.
Огонь сияет всё ярче, наполняет дыхание и губы горят...
Твоей драгоценной будке сегодня уготована другая роль — она будет нашим храмом, нашим костёлом, нашим языческим капищем, в её стенах будет зачат пожар, равного которому ещё не было во Вселенной. Ты чувствуешь меня рядом с собой? Ты чувствуешь мои руки, скользнувшие под ворот твоей рубашки? Ты чувствуешь, как я касаюсь губами мочки твоего уха?
А ты, Клара — чувствуешь, как я беру тебя за запястье и притягиваю ближе к себе, ближе к нам? Ты обнимаешь несмело, сначала его, затем, после секундного колебания, меня, и я наконец нахожу твои губы, оставляю на них рдеющие красные отпечатки — это мой сигнальный огонь, мой флаг, указывающий, что победа воистину одержана! Восславь же нашего бога, передай ему частичку меня и себя!
Мы почти ослеплены...
Я провожу пальцами по её волосам, словно гребнем из слоновой кости, и твои пальцы присоединяются после секундной заминки, следуя за моими, как огонь следует по полосе горючей жидкости, я — навигатор, прокладывающий путь по изгибам её тела, её груди, её живота, её бёдер. Между них наши пальцы переплетаются, и я, не выдержав, направляю твою вторую руку ко мне, ближе, внутрь меня. Как великолепен ты! Ты твёрд, как тверда наша вера в тебя! Озари же нас вспышкой, наполни наши тела своим семенем, как наполняешь светом наши души!
Мы стоим перед адским кратером...
Я даю тебе её, а затем себя, очертания нашего храма дрожат в окружающем нас мареве, пепел к пеплу, прах к праху, плоть к плоти... Всё не так, как я представляла, но разве можно управлять огнём?
Наши губы соединяются в последнем перед зреющим изнутри взрывом поцелуе, в последний перед возникновением нового мира раз — да святится имя твоё, боже! Да пребудет царствие твоё во всей Вселенной! Дай нам приникнуть губами к твоему животворящему источнику!
В едином порыве мы тянемся друг к другу...
И языки пламени охватывают наши тела.
Автор: Svart Galla или Gas in Veins на фикбуке
Фэндом: Doctor Who
Пэйринг или персонажи: Мисси/Двенадцатый, Мисси/Клара, Двенадцатый/Клара
Рейтинг: NC-17
Жанры: Гет, Фемслэш (юри), Мистика, POV, Songfic
Предупреждения: OOC, Групповой секс
Размер: Мини, 6 страниц (~2000 слов)
Описание: Алтарь твой, боже, никогда не будет пустовать! Я помню всех тех, кто жертвовал жизнью ради тебя, добровольно распинал себя на медленно нагревающемся камне, замирая в ожидании волны ослепительного жара, вплавляющей плоть в гранит. А Клара — готова ли она шагнуть к тебе в огонь? А я сама — готова?..
Посвящение: Прекрасной Мисси.
Примечания: Эта работа написана под сильным впечатлением от "Саломеи" Оскара Уайльда. В тексте использованы отрывки из песен Flёur "Пепел" и МРФ "Молох".
Моло́х — божество моавитян и аммонитян (Библия, 3Цар. 11:7), которому приносили в жертву детей (Иер. 7:31).
текст
Красный цветок исторгает из себя
Ядовитые брызги безудержных чувств!
Страсть, дикая, огненная страсть,
Как жгучая лава, как раскалённая стрела,
Жжёт, жжёт!..
Над миром, уснувшим беспечно,
Возвышается тенью зловещей
Исполин, вознесённый из камня,
Грозный идол со звериным оскалом,
Его пустые глазницы следят
За нашими снами
Ядовитые брызги безудержных чувств!
Страсть, дикая, огненная страсть,
Как жгучая лава, как раскалённая стрела,
Жжёт, жжёт!..
Над миром, уснувшим беспечно,
Возвышается тенью зловещей
Исполин, вознесённый из камня,
Грозный идол со звериным оскалом,
Его пустые глазницы следят
За нашими снами
Я стою в тени, обернувшись в неё, как в тёплый плащ, защищаясь от холодного ветра, покусывающего кожу, как рой маленьких злых насекомых. Я наблюдаю. Я жду. Воздух наполнен запахами человеческих тел, которые невозможно замаскировать никакими духами — пот, гнилозубое дыхание и рыбная вонь гениталий. К ним примешивается тонкий, едва уловимый запах гари, похожий на невесомую, цвета потухших углей в костре вуаль. Вытопленный жир, горелое мясо и кости. Улицы усыпаны мелкими белыми хлопьями, которые люди принимают за ранний снег, не замечая пепельно-серых разводов на своих лицах. Пепел к пеплу, прах к праху, огонь был быстрым, жадным, пылающая пасть распахнулась широко, достаточно широко, чтобы поглотить огромное доисторическое существо, пожрать шкуру, плоть и кости, оставив только серую взвесь в воздухе.
Зубы — они горят?
Каково это — ощущать себя в объятиях пламени? Обнимать его в ответ тлеющими руками?
Каково это — когда тебя целует пламя?
Согрей меня.
Тонкие щупальца ледяного спрута пробираются под мой сотканный из тьмы плащ. Кожа покрывается мурашками и соски твердеют — от холода или от того, что я наконец увидела тебя в толпе? Я с показной небрежностью перехватываю газеты, поправляю шляпку и делаю шаг вперёд — в водоворот немытой плоти и испарений сточных канав, из тени в свет, ближе к тебе, ближе к пламени, которое озаряет всё окружающее, холодное, скользкое, гадостное, точно инквизиторский костёр, и оно отступает, летит в искрящуюся чистой горячей энергией бездну. Моё стремление догнать тебя — стремление бабочки отдаться пламени свечи, притягательному отчасти именно своей смертоносностью. Я следую за тобой, постепенно сокращая расстояние, жар опаляет лицо и ресницы, над губой выступают бисеринки пота, и внутри меня, отзываясь, горит ещё более жаркий огонь, ещё более мучительный, заставляющий истекать влагой, подобно горящему дереву, выделяющему смолу.
Ты прекрасен, как летящая комета, как пламя полыхающего за стенами неприятеля пожара.
Как пахнет огонь?
Как ты.
Я ощущаю твой запах сквозь зловоние, исходящее от твоего грязного пальто. Как можно было облечь твоё, твоё тело в эту мокрую, склизкую тряпку? Мои ноздри трепещут. Я уже за твоим плечом, как дрожащая тень, как отблеск, жар едва выносим и волосы, кажется, вот-вот начнут чернеть и сворачиваться в кольца, тонкие крылья вспыхивают на миг, чтобы навечно обратиться в лёгкую серую пыль. Пепел к пеплу, пепел — твои волосы, голубая кромка пламени — твои глаза. Я иду за тобой, и уродливые декорации вокруг дрожат, осыпаясь тлеющими чёрными клочьями.
Как движется огонь?
Люди расступаются перед тобой. Им кажется, что они делают это из-за исходящего от тебя запаха, но на самом деле боятся обжечься. Огнём нельзя управлять. Огонь нельзя направить по нужной тебе дороге. Он идёт, и за ним можно только следовать, тонуть в нём, чувствуя, как истлевает и прилипает к коже одежда, а затем и кожа пузырится и сползает лоскутами, словно платье под руками умелого любовника.
О чём думает огонь?
Ты кажешься растерянным, уязвимым, потерявшимся, как молодой бог, не нашедший ещё своих служителей. Чужая вера ещё не коснулась тебя, это дуновение ещё не раздуло неровно горящее пламя. На ходу я разворачиваю газету на нужной странице. Это — растопка для костра, мой маленький вклад в ослепительный, обжигающий звёзды огонь, доходящий до самых небес, моё дыхание, заставляющее угли вспыхнуть вновь, моя вера в новое прекрасное божество, которому должно построить дивный рай! Я подарю тебе ещё одного поклонника, сотни поклонников, и пламя взовьётся вверх, в водопаде искр и пелене горького дыма...
Как говорит огонь?
Я окликаю тебя и вкладываю в твои руки газету — подкладываю хворост в костёр, готовлю жертвоприношение богу, вкуси же от плоти и крови, напейся, напитайся, взвейся оранжевыми сполохами! Я с сожалением отступаю обратно в бледный, холодный мир, оставляя тебя одного с моим даром, в липкую белёсую плесень, дрожащую на стенах домов, свисающую тягучими нитями из носов и ртов. Омерзительно. Грязно. Темно.
Огонь очищает.
Огонь освещает.
Огонь освящает.
Я не рискую оглядываться на тебя. Я сжимаю в руках вторую газету, сестру той, что ты касаешься сухими горячими пальцами. Почему бумага не чернеет и не сворачивается от твоих прикосновений? Твой взгляд обжигает, как раз за разом вонзающийся в тело раскалённый прут, твои зрачки похожи на два чёрных солнца. Я зябко поёживаюсь — дрожь возбуждения — и иду быстрее. Мне надо вручить вторую газету. Никто не кормит огонь грязными мокрыми ветвями, хворост заботливо чистят и сушат, прежде чем бросить в трепещущий хищный цветок с алыми лепестками. Я несу благую весть миру, я несу величайший подарок, вторую газету, открытую на странице с объявлением от невозможной девушки.
Я готовлю пожар, какого ещё не видела эта сырая, вязкая планета.
Я веду жертву к алтарю.
Я готовлюсь к самому жгучему наслаждению в своей жизни.
Да вспыхнет пламя!
Подняв омытые кровью ладони,
Его жрецы ведут свои церемонии,
Свои жестокие обряды и шествия,
Готовя новые невинные жертвы
Ради страшного бога,
Имя которому — Молох
Его жрецы ведут свои церемонии,
Свои жестокие обряды и шествия,
Готовя новые невинные жертвы
Ради страшного бога,
Имя которому — Молох
О рыжеволосых говорят, что их поцеловал огонь... Не потому ли ты так отчаянно хочешь, чтобы однажды твои волосы вспыхнули, как пламенеющие перья? Ты всегда ощущал в себе пламя, зреющее изнутри яркими сполохами, лижущее жаркими оранжевыми языками, но только внутри, не вырывающееся наружу с дыханием, ни с одной спорхнувшей с потемневших губ искоркой.
Но иногда...
Огонь невозможно контролировать.
Он хлещет наружу потоками лавы, растворяя в себе, испепеляя прошлое, чтобы однажды, в будущем, кратер снова разверзся, и кипящее жидкое пламя затопило всё вокруг. Раз за разом ты горишь, но не сгораешь, ты — феникс, рождающийся заново на погребальном костре, ты сам — этот костёр...
Я смотрю на тебя издалека — пока издалека. Твой образ колеблется, как пламя тысячи свечей в заброшенном соборе, который теперь посещает только ветер, шепча молитвы шорохом сухих листьев на каменном полу. Я протягиваю к тебе руку и тут же отдёргиваю, предвкушая тот момент, когда моя кожа покраснеет и шипящий жар заставит нервные окончания взять первую ноту в хоре обжигающей боли. Но пока рано, слишком рано. Я стискиваю кулак между бёдер, сжимаю, не переставая смотреть на тебя.
На огонь можно смотреть вечно.
Я привожу к себе тех, кого уже коснулось твоё пламя. Я собираю их, как влюблённая собирает угли костра, на котором сгорела её любовь, целует их, пачкая губы золой, в слепой надежде, что когда-то они были лицом, безмятежно улыбавшимся в миг их наивысшего счастья. Я вижу в их зрачках отблеск — только отблеск, но даже он заставляет меня трепетать. Я ласково касаюсь тех мест, к которым прикасался ты — они до сих пор горячие, мягкие, как расплавленный воск, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не слизнуть языком запах и вкус твоих рук.
А может ли огонь гореть вечно?
Я позабочусь о том, чтобы твоё пламя не потухло. Я буду питать его, скармливая ему деревяшку за деревяшкой, бледные стволы тел с руками-ветвями, с шипящей на углях алой смолой в тонких венах. Алтарь твой, боже, никогда не будет пустовать! Я помню всех тех, кто жертвовал жизнью ради тебя, добровольно распинал себя на медленно нагревающемся камне, замирая в ожидании волны ослепительного жара, вплавляющей плоть в гранит. А Клара — готова ли она шагнуть к тебе в огонь? А я сама — готова?..
От огня разлетаются искры...
Клара, моя Клара, наша Клара, как хорошо, что я выбрала тебя... Маленькая, упрямая искорка, стремящаяся затмить своим быстро гаснущим огоньком солнце. Ты — мой дар, моё подношение, ещё один язычок пламени в огромном костре. Позволь же мне подготовить тебя! Жертву богам чествуют так, словно она сама равна им. Дай мне взять тебя в ладони, кусачую и непокорную! Я умащу твою кожу драгоценными маслами, чтобы она блестела, как матовый бархат, я хочу коснуться твоего лица — распахни свои губы перед моими пальцами, дай мне ощутить шелковистость твоего горла, дай мне подготовить его к тому, что ему предстоит принять! Я бережно расчешу твои волосы, до сухого, как у горящей древесной коры, треска, чтобы в них было приятно запускать пальцы, оттягивая твою голову назад. Я дотронусь до того, чего, возможно, не касался ещё никто, и распалю его так, чтобы ты обжигала, как адское пламя, когда в тебя входят.
Мы разожжём славный пожар, моя искорка! Ни одному божеству ещё не приносили столь прекрасной жертвы. Никто из ныне живущих ещё не испытывал такого наслаждения. И всё это — в моих руках. Я стискиваю их так, что ногти впиваются в тыльные стороны ладоней. Кто-то ещё проводил ногтями по твоей коже, Клара, оставляя на ней, похожей на золотой песок, неровные красные следы? Кусал ли кто-нибудь твою полную нижнюю губу так, что выступала кровь? Дай мне поцеловать твои губы, Клара! Я оставлю свой вкус на твоём языке, чтобы его ощутил тот, для кого предназначена эта жертва. Твои губы сладки, как разогретая летним солнцем пыльца. Я поцелую их, и другие губы, я уверена, не менее сладкие...
Я доведу тебя до жерла вулкана, Клара, а затем брошусь туда вслед за тобой, наслаждаясь последними секундами полёта и ветром под моими крыльями, прежде чем меня поглотит пышущая жаром бездна.
Я уверена, что скоро мы будем готовы.
Огонь не возникает ниоткуда...
Я зажигаю первую спичку, крохотному огоньку которой суждено вырасти в ревущее, бушующее пламя. Я роняю свечу на пересохшие доски пола, уже давно молящие об очищении их огнём, о полёте наверх лёгким, клубящимся дымом. Я с упоением еретика совершаю богохульство, потому что только так можно достойно восславить твоё величие, боже! Я целую твои губы — тлеющие угли не столь горячи, как твои губы! Я прижимаюсь к твоему телу — пески пустынь не столь белы, как твоё тело! Ты обжигаешь даже сквозь одежду — я с содроганием представляю, что будет, когда я сорву её.
Это будет скоро, очень скоро.
Чувствуешь вкус моей помады? Чувствуешь, как мои длинные волосы касаются твоего лица? Чувствуешь, как я дрожу? Понимаешь ли, что это — дрожь давно, так давно сдерживаемого вожделения?
Своими губами я роняю в тебя искру, которая превращается в огненный шторм. Я преподношу тебе великий дар, который ты не сможешь брезгливо отбросить. Я уже вижу, как кипит твоя кровь, как горят твои глаза! Я склоняюсь перед тобой, перед твоим пламенеющим великолепием, и ты даришь мне второй поцелуй, скрепляя наш договор и принимая моё подношение, ты говоришь, что я победила, и я знаю, что это правда. Я счастлива, как счастлив любой идолопоклонник, на чьи молитвы ответил его бог.
Глупцы! Почему вы не падаете на колени и не молите, чтобы это пламя не затухало?
Славьте его!
Славьте его!
Славьте его!
Но стоит упасть одной-единственной искре...
Я снова смотрю издалека, на мир, похожий на вмёрзший в лёд труп, на холод и снег. Как можно славить мороз и смерть? Как можно праздновать грязь, эту серую, белую, склизкую мерзость? Мне радостно видеть, как всё отвратительное тает и отступает перед твоими пламенными брызгами. Это будет истинное Рождество — да, рождение единственного настоящего бога! Приятное покалывание, похожее на тепло камина, расползается внизу моего живота.
Ты тоже ощущаешь это, Клара? Ты тоже видишь это? Она прикасается к тебе губами, принимая крещение твоим огнём. Покалывание превращается во влажный жар, и я понимаю, что время пришло.
Я готова начать нашу пресвятую мессу, наш дьявольский шабаш, нашу исступленную вакханалию.
Гори! Гори, как тысяча солнц, как все раскалённые звёзды во Вселенной!
Я не дам тебе погаснуть.
Я слышу адский грохот тамтамов,
Я слышу гул ритуального пения,
До самых звёзд поднимается пламя,
Выше звёзд — горы чёрного пепла,
Его каменные руки
Тянутся к нам над бездной
Я слышу гул ритуального пения,
До самых звёзд поднимается пламя,
Выше звёзд — горы чёрного пепла,
Его каменные руки
Тянутся к нам над бездной
Огонь сияет всё ярче, наполняет дыхание и губы горят...
Твоей драгоценной будке сегодня уготована другая роль — она будет нашим храмом, нашим костёлом, нашим языческим капищем, в её стенах будет зачат пожар, равного которому ещё не было во Вселенной. Ты чувствуешь меня рядом с собой? Ты чувствуешь мои руки, скользнувшие под ворот твоей рубашки? Ты чувствуешь, как я касаюсь губами мочки твоего уха?
А ты, Клара — чувствуешь, как я беру тебя за запястье и притягиваю ближе к себе, ближе к нам? Ты обнимаешь несмело, сначала его, затем, после секундного колебания, меня, и я наконец нахожу твои губы, оставляю на них рдеющие красные отпечатки — это мой сигнальный огонь, мой флаг, указывающий, что победа воистину одержана! Восславь же нашего бога, передай ему частичку меня и себя!
Мы почти ослеплены...
Я провожу пальцами по её волосам, словно гребнем из слоновой кости, и твои пальцы присоединяются после секундной заминки, следуя за моими, как огонь следует по полосе горючей жидкости, я — навигатор, прокладывающий путь по изгибам её тела, её груди, её живота, её бёдер. Между них наши пальцы переплетаются, и я, не выдержав, направляю твою вторую руку ко мне, ближе, внутрь меня. Как великолепен ты! Ты твёрд, как тверда наша вера в тебя! Озари же нас вспышкой, наполни наши тела своим семенем, как наполняешь светом наши души!
Мы стоим перед адским кратером...
Я даю тебе её, а затем себя, очертания нашего храма дрожат в окружающем нас мареве, пепел к пеплу, прах к праху, плоть к плоти... Всё не так, как я представляла, но разве можно управлять огнём?
Наши губы соединяются в последнем перед зреющим изнутри взрывом поцелуе, в последний перед возникновением нового мира раз — да святится имя твоё, боже! Да пребудет царствие твоё во всей Вселенной! Дай нам приникнуть губами к твоему животворящему источнику!
В едином порыве мы тянемся друг к другу...
И языки пламени охватывают наши тела.
Забывая о вчерашних потерях,
Мы создаём, растим, строим и верим,
Покой приходит на уставшую Землю,
Только он ни секунды не дремлет,
Он всегда начеку,
Кровавый безжалостный Молох
Мы создаём, растим, строим и верим,
Покой приходит на уставшую Землю,
Только он ни секунды не дремлет,
Он всегда начеку,
Кровавый безжалостный Молох
@темы: выкладываю повторно