
гопник-гей ©/я порню всё, но кое-что смутно ©/I will resist and bite
Название: My Little Doctor
Автор: Svart Galla
Канон: Доктор Кто
Размер: мини, 2106 слов
Пейринг/Персонажи: Джек Харкнесс/Двенадцатый Доктор
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма, PWP, POV
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: даб-кон
Краткое содержание: После произошедшей катастрофы они остаются вдвоём — Доктор, который не помнит ничего, и Джек, помнящий всё слишком хорошо.
Примечание: во всём прошу винить Джона Барроумена и сокомандника. В качестве эпиграфа использована песня Sopor Aeternus & The Ensemble Of Shadows — Across the Bridge:
Я вижу, как небо за окном рассекает надвое молния. Я замираю, не донеся до рта чашку со слишком крепким и горьким чаем, резкий вкус которого не помогли смягчить даже несколько ложек сахара, и сердце моё начинает биться чаще, то сжимаясь в груди до размеров сморщенной сливы, то то расширяясь настолько, что ему становится тесно в грудной клетке. Я жду. Я надеюсь, что это была просто вспышка, неисправность в проводах, отблеск неоновой рекламы, но за молнией следует раскат грома, от которого вибрируют стены. Тучи медленно расползаются по небу, словно разлитые чернила, и первые дождевые капли разбиваются о подоконник. Я не могу сдержать дрожь в руках, и чашка летит на пол, расплёскивая тёмно-бурую жидкость, в тускнеющем свете похожую на разведённую бензином смолу, с маслянисто-радужными разводами. Я судорожно сглатываю и начинаю непроизвольно дрожать. Скоро будет дождь, а значит, придёт Джек. Он приходит во время дождя, вместе с дождём. Всегда.
Я съёживаюсь в кресле, подтянув острые колени к подбородку. Невольно представляю, как он уже ходит где-то там, снаружи, приближаясь к моему дому, приближаясь ко мне — и улыбается. Его улыбка могла бы быть прекрасной — полная надежды и радости от обретения старого друга, не будь она настолько пугающей. У меня невольно вырывается стон, похожий на собачье поскуливание, и я прикусываю руку, заставляя себя замолчать. Джека расстраивают такие звуки. Я не должен его расстраивать, я его друг. Меня зовут Доктор, и я — друг Джека. Конечно, неплохо было бы знать при этом, кто такой этот Доктор, но я стараюсь принимать это утверждение как факт.
Я знаю, как выглядит Доктор — как выгляжу я. По утрам я могу подолгу смотреться в зеркало, стараясь запомнить каждую черту тонкого лица, голубые глаза, оттягивающие уголки рта морщинки, седые волосы, но они покидают мою память, как только я перевожу взгляд. Я не могу осознать, что это лицо — моё. Я не могу узнать человека в зеркале, и тем более — соотнести его с самим собой. Иногда я испытываю смущение перед этим Доктором, потому что мне кажется, что я занял его тело по ошибке. Он выглядит так, словно прожил в нём уже довольно долгую жизнь, и, наверное, привык к нему. Я был бы рад вернуть его, но не знаю, как.
Сквозь шипящий шум дождя я слышу стук в свою дверь — три частых удара и два редких, словно трубы возвещают о прибытии важной особы. Так стучит только Джек — говоря иначе, только он стучит в мою дверь. Я глубже впиваюсь зубами в свою узкую ладонь. На её тыльной стороне видны набухшие вены, и я всё время боюсь нечаянно прокусить одну. Если Доктор когда-нибудь вернётся за своим телом, я бы хотел отдать его ему в целости, насколько это возможно. Скорее бы это уже произошло.
— Доктор! — Джек повышает голос, перекрикивая рёв бушующей воды. — Впусти меня, наконец, я промок до нитки!
Я не знаю, почему он приходит только во время дождя. Словно он живёт где-то на улице, и только в дождь ему нужна крыша над головой. Может, это не более чем совпадение. Джек говорил, что Доктор не верит в совпадения, но я не знаю, чему верить. Возможно, мне следует последовать примеру Доктора. Погодите, но Доктор — это я. Я — Доктор. Док-тор. Я повторял эти два слога так много раз, что они превратились в моей голове в бессмыслицу, набор звуков. Я выучил их очень хорошо, но их смысл остаётся для меня загадкой, и я не всегда отзываюсь на них. Странное имя, говоря откровенно. Оно ощущается одеждой с чужого плеча, пахнущей чужим парфюмом и потом. Я не знаю, какое имя — моё; моё имя — это тишина, неловкое молчание, звенящая пауза в разговоре.
— Доктор! — Джек колотит в дверь, явно недоумевая, почему я не открываю её. Я неохотно встаю и плетусь в прихожую, хватаясь за стены, чтобы удержать равновесие. Из дверных щелей веет влагой и озоном, и этот запах ударяет по лицу, как мокрое полотенце. Я пытаюсь подготовиться к тому, что будет дальше, но ноги подгибаются, а рот предательски пересыхает. Я ощущаю, что то, что происходит здесь — неправильно, но не могу объяснить, почему. Или я — неправильный, не тот, кто нужен. Возможно, Доктор хотел именно этого, но я — нет. Я ощутимо щиплю себя за складку кожи на локте. Я — Доктор, я — друг Джека. Даже если это не так, я не могу просто отнять у него всё это, отнять, судя по всему, единственного друга. Думая о Джеке, я всегда ощущаю попеременно то тошноту, то сожаление. По всей видимости, он неплохой человек. И, кроме него, у меня больше никого нет. Никто не ищет меня. Было бы неумно лишить себя вовсе какого бы то ни было общения и сходить с ума от одиночества. Так что я открываю задвижку на двери.
Джек стоит на пороге, промокший насквозь — и улыбается мне, своей кошмарной улыбкой, от которой у меня сосёт под ложечкой. Я долго думал, что не так с этой улыбкой, пока не присмотрелся к глазам Джека. Они не улыбались — они больше напоминали пластиковые глаза куклы, вставленные в глазницы. Я отвожу от них взгляд и смотрю в пол, потом думаю, что это невежливо, и поднимаю голову. Джек заходит внутрь, принося дождь и сюда — его капли растекаются под ногами, срываются с кончика носа и коротких прядей волос, блестят на его руках. Он поджимает губы и церемонно отдаёт честь:
— Доктор. Капитан Джек Харкнесс, — в ответ я выдавливаю слабую улыбку. Пустые глаза Джека вспыхивают, и он подходит ближе, заставляя меня поёжиться. Я запоминаю это движение, потому что после него на меня накатывает ставшее привычным безразличие. Он обхватывает моё лицо широкими ладонями и легко целует меня в кончик носа, обводит языком мои губы, оставляя на них вкус дождевой воды, отдающей ржавчиной, шепчет:
— Мой Доктор. Мой маленький Доктор.
Я стоически переношу этот приступ нежности — первый из тех, что предстоят сегодня. На самом деле, я не слишком люблю какие бы то ни было прикосновения, но не показываю этого. Джек целует меня в лоб, щёки, подбородок, прежде чем снова поцеловать в губы, мягко раздвигая их своим языком. От ощущения во рту чего-то чужого и скользкого я вздрагиваю. Мне кажется, это не слишком гигиенично — во рту полно бактерий. Джека это, как видно, не смущает, и он не прерывает поцелуй, пока в его лёгких не заканчивается воздух.
Я пытаюсь понять, почему он так привязан ко мне. Да, больше у него никого не осталось, но он, скорее, должен был бы возненавидеть меня. Из обрывков того, что Джек обычно бормочет в забытьи, я усвоил, что в случившемся виноват Доктор — то есть я. Он отказывается рассказывать мне всё, поэтому я ловлю крупицы информации в его шёпоте. Сам я не помню ничего. Ощущение полёта, затем — падения, опаляющий ресницы жар и чей-то тонкий, быстро обрывающийся крик.
Джек наконец отрывается от меня и тянет за собой в комнату. Он, не снимая длинного потяжелевшего от влаги пальто, опускается на кровать и хлопает по ней ладонью. Я тихо вздыхаю и ложусь рядом с ним. Джек запускает пальцы в мои волосы, словно расчёсывая их редким гребнем, массирует голову. Я лежу на боку, спиной к нему, поэтому могу не скрывать гримасу на моём лице. Если проводить параллели, то Джека можно сравнить с уличным псом, который помнит, что когда-то у него был дом и любящий хозяин, и теперь лаской надеется обрести хотя бы его подобие, не замечая в глазах людей, к которым он ластится, откровенной брезгливости.
— Доктор, — шепчет Джек мне на ухо. — Я никак не могу привыкнуть к тому, какой ты теперь… Я помню твоё прошлое тело… Прошлую внешность…
От посвистывания в его шёпоте у меня ноют зубы. К тому же, я понятия не имею, о чём он говорит. Прошлое тело? Разве тело не даётся одно на всю жизнь? В общении с Джеком преобладают загадки, к которым мне забыли дать подсказки, и это начинает раздражать. Но Джека мне раздражать нельзя, хотя я и хочу иногда получить нечто иное, нежели его болезненную, порождённую повреждённым разумом ласку. Разве он не хочет, чтобы Доктор — я, я, я — понёс наказание за сделанное, чем бы оно ни было? Но в последний момент я всегда отступаю. Может, потому что понимаю, что ожидать другого от Джека бесполезно.
Он продолжает шептать, что-то о других планетах, о существах с загадочными названиями, о ком-то по имени Роза, которую сменяет Клара — я не знаю ни одной из этих двух женщин. Возможно, они были с нами, когда случилось то самое, о чём здесь никогда не говорят. Возможно, они погибли. У самого Джека на голове видна медленно заживающая рана, которую он отказывается перевязывать, говоря со смехом, что это просто царапина. У себя я не нахожу никаких видимых повреждений, не считая знаков дружбы, оставленных Джеком: засосов, неглубоких царапин, следов зубов. Я надеюсь, что сегодня их число не увеличится. Обычно после такого бормотания Джек проваливается в глубокий сон, прижимая меня к себе, как ребёнок любимую игрушку. Я лежу, уставившись в стену, и слушаю дождь. Мне начинает казаться, что я различаю в нём чьи-то голоса, но иллюзия быстро исчезает.
Джек прерывается на полуслове и начинает целовать меня в шею. Я пытаюсь примириться с мыслью, что сегодня мне не удастся обойтись одними объятиями. Слюна Джека неприятно холодная, и я чувствую, как кожа на моей спине покрывается мурашками.
— Мой Доктор, — он заставляет меня перевернуться на спину и смотрит на меня своими мёртвыми глазами. — Ты всегда был моим Доктором, сколько бы спутников у тебя не было. Ты сделал меня таким, какой я есть сейчас. А ты… Ты стал таким…
Джек судорожно вдыхает и снова покрывает моё лицо россыпью призрачных поцелуев, похожих на прикосновения крыльев высушенных и приколотых к полотнищу бабочек. Он расстёгивает мою рубашку, неаккуратно и торопливо, растягивая её в стороны, отчего ткань неприятно потрескивает. Я мрачно жду, что он будет слюнявить меня дальше, но Джек прерывается на уровне моих ключиц и борется с застёжкой на моих брюках. Я ощущаю эхо той паники, которая всегда охватывает меня при первых признаках дождя, но оно слишком слабо, и я снова погружаюсь в оцепенение. Наверное, видимость общения не стоит таких жертв, к тому же, я не понимаю почти ничего из того, что говорит Джек. С другой стороны, это не моё тело, не мой друг — зачем мне беспокоится об этом? Я стараюсь держаться за это знание, пока Джек стягивает с меня остатки одежды и вынуждает спуститься с кровати на пол.
Стоять на полу на коленях жёстко и неудобно. Я смотрю, как он извлекает наружу свой член, уже наполовину вставший, несколько раз проводит по нему ладонью, заставляя твердеть и наливаться кровью. На набухающей головке уже видны капли смазки — я знаю, что на вкус она солоновата и немного вяжет во рту. Это одна из немногих вещей, которые я знаю, но предпочёл бы не знать. С другой стороны, знание всегда лучше отсутствия знания, не так ли? Я не меняю позы, пока Джек двигает рукой, издавая низкие горловые звуки, и чувствую, что начинаю замерзать. Я снова надеюсь, что он сделает всё сам, может, кончит мне на лицо, и наконец оставит в покое.
— Мой маленький Доктор, — на щеках Джека выступает лихорадочный румянец, и он всё больше напоминает человека в бреду. — Я всегда был твоим любимцем, правда? Я — твоё лучшее творение, поэтому ты и разыскал меня снова и пригласил присоединиться к вам… Только…
Джек хмурится, словно то, что за следует за «только», причиняет ему физическую боль. Он дотрагивается отвердевшим членом до моих губ, и я позволяю его головке проскользнуть внутрь, всё глубже, пока она не касается задней стенки горла. Ради приличия я пытаюсь двигать языком, ощущая им оплетающие член вены. Джек вздыхает и начинает двигать бёдрами, вжимая моё лицо в свой пах, так что жёсткие лобковые волосы щекочут мне лицо. Я изо всех сил стараюсь не давиться, но горло всё равно болезненно пульсирует от проникновения в него чего-то настолько крупного. Я втягиваю воздух через ноздри, пытаясь дышать, но перед глазами уже расплываются круги, а Джек движется всё быстрее, его колени толкают мои плечи, а пуговицы на рубашке царапают мою вспотевшую кожу. Его речь становится неразборчивой, словно он говорит на незнакомом мне языке.
Когда я уже уверяюсь в том, что сейчас задохнусь, Джек наконец-то отстраняется, проводит мокрым от слюны членом по моему лицу и с резким выдохом кончает, пачкая мой лоб и щёки липкой белой жидкостью. Он издаёт странный звук, нечто среднее между покашливанием и фырканьем, и снова откидывается на кровать, закрыв глаза. Его губы продолжают шевелиться, произнося беззвучные слова.
Я облегчённо вздыхаю, вытираю лицо и одеваюсь. Дождь за окном превратился в отдельные капли, в прорези туч выглядывает тусклое солнце. Я забираюсь в кресло и смотрю на медленно обретающий краски мир — если, конечно, можно назвать красками оттенки чёрного и серого. Джек спит, и сон его напоминает анабиоз, кому или смерть. Я терпеливо жду, когда упадёт последняя дождевая капля, и Джек уйдёт, и моя повинность на сегодня будет закончена. В горле першит, и я тихо прочищаю его раз за разом, осторожно, чтобы не разбудить его. Я ощущаю себя, как человек, выполнивший неприятную, но необходимую работу. Если бы только мне полагалась за неё хоть какая-то благодарность, но я знаю, что в будущем меня ждут только новые дожди и новые приступы сдавливающей тело стальными обручами паники, новые касания чужих пальцев, новые следы на теле.
Затихнув, через некоторое время дождь начинается с новой силой. Джек вздрагивает во сне и открывает глаза.
Автор: Svart Galla
Канон: Доктор Кто
Размер: мини, 2106 слов
Пейринг/Персонажи: Джек Харкнесс/Двенадцатый Доктор
Категория: слэш
Жанр: ангст, драма, PWP, POV
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: даб-кон
Краткое содержание: После произошедшей катастрофы они остаются вдвоём — Доктор, который не помнит ничего, и Джек, помнящий всё слишком хорошо.
Примечание: во всём прошу винить Джона Барроумена и сокомандника. В качестве эпиграфа использована песня Sopor Aeternus & The Ensemble Of Shadows — Across the Bridge:
From far beyond the veil of sleep
some ancient voice does seem
to whisper my forgotten name weakly,
yet solemnly…
My secret name is whispered by
by a half-forgotten sigh
and out of nothing, across my face,
which is all petrified,
Hot tears are running without end
A deeply troubling pain
pulls me together inwardly,
to be no more the same…
some ancient voice does seem
to whisper my forgotten name weakly,
yet solemnly…
My secret name is whispered by
by a half-forgotten sigh
and out of nothing, across my face,
which is all petrified,
Hot tears are running without end
A deeply troubling pain
pulls me together inwardly,
to be no more the same…
Я вижу, как небо за окном рассекает надвое молния. Я замираю, не донеся до рта чашку со слишком крепким и горьким чаем, резкий вкус которого не помогли смягчить даже несколько ложек сахара, и сердце моё начинает биться чаще, то сжимаясь в груди до размеров сморщенной сливы, то то расширяясь настолько, что ему становится тесно в грудной клетке. Я жду. Я надеюсь, что это была просто вспышка, неисправность в проводах, отблеск неоновой рекламы, но за молнией следует раскат грома, от которого вибрируют стены. Тучи медленно расползаются по небу, словно разлитые чернила, и первые дождевые капли разбиваются о подоконник. Я не могу сдержать дрожь в руках, и чашка летит на пол, расплёскивая тёмно-бурую жидкость, в тускнеющем свете похожую на разведённую бензином смолу, с маслянисто-радужными разводами. Я судорожно сглатываю и начинаю непроизвольно дрожать. Скоро будет дождь, а значит, придёт Джек. Он приходит во время дождя, вместе с дождём. Всегда.
Я съёживаюсь в кресле, подтянув острые колени к подбородку. Невольно представляю, как он уже ходит где-то там, снаружи, приближаясь к моему дому, приближаясь ко мне — и улыбается. Его улыбка могла бы быть прекрасной — полная надежды и радости от обретения старого друга, не будь она настолько пугающей. У меня невольно вырывается стон, похожий на собачье поскуливание, и я прикусываю руку, заставляя себя замолчать. Джека расстраивают такие звуки. Я не должен его расстраивать, я его друг. Меня зовут Доктор, и я — друг Джека. Конечно, неплохо было бы знать при этом, кто такой этот Доктор, но я стараюсь принимать это утверждение как факт.
Я знаю, как выглядит Доктор — как выгляжу я. По утрам я могу подолгу смотреться в зеркало, стараясь запомнить каждую черту тонкого лица, голубые глаза, оттягивающие уголки рта морщинки, седые волосы, но они покидают мою память, как только я перевожу взгляд. Я не могу осознать, что это лицо — моё. Я не могу узнать человека в зеркале, и тем более — соотнести его с самим собой. Иногда я испытываю смущение перед этим Доктором, потому что мне кажется, что я занял его тело по ошибке. Он выглядит так, словно прожил в нём уже довольно долгую жизнь, и, наверное, привык к нему. Я был бы рад вернуть его, но не знаю, как.
Сквозь шипящий шум дождя я слышу стук в свою дверь — три частых удара и два редких, словно трубы возвещают о прибытии важной особы. Так стучит только Джек — говоря иначе, только он стучит в мою дверь. Я глубже впиваюсь зубами в свою узкую ладонь. На её тыльной стороне видны набухшие вены, и я всё время боюсь нечаянно прокусить одну. Если Доктор когда-нибудь вернётся за своим телом, я бы хотел отдать его ему в целости, насколько это возможно. Скорее бы это уже произошло.
— Доктор! — Джек повышает голос, перекрикивая рёв бушующей воды. — Впусти меня, наконец, я промок до нитки!
Я не знаю, почему он приходит только во время дождя. Словно он живёт где-то на улице, и только в дождь ему нужна крыша над головой. Может, это не более чем совпадение. Джек говорил, что Доктор не верит в совпадения, но я не знаю, чему верить. Возможно, мне следует последовать примеру Доктора. Погодите, но Доктор — это я. Я — Доктор. Док-тор. Я повторял эти два слога так много раз, что они превратились в моей голове в бессмыслицу, набор звуков. Я выучил их очень хорошо, но их смысл остаётся для меня загадкой, и я не всегда отзываюсь на них. Странное имя, говоря откровенно. Оно ощущается одеждой с чужого плеча, пахнущей чужим парфюмом и потом. Я не знаю, какое имя — моё; моё имя — это тишина, неловкое молчание, звенящая пауза в разговоре.
— Доктор! — Джек колотит в дверь, явно недоумевая, почему я не открываю её. Я неохотно встаю и плетусь в прихожую, хватаясь за стены, чтобы удержать равновесие. Из дверных щелей веет влагой и озоном, и этот запах ударяет по лицу, как мокрое полотенце. Я пытаюсь подготовиться к тому, что будет дальше, но ноги подгибаются, а рот предательски пересыхает. Я ощущаю, что то, что происходит здесь — неправильно, но не могу объяснить, почему. Или я — неправильный, не тот, кто нужен. Возможно, Доктор хотел именно этого, но я — нет. Я ощутимо щиплю себя за складку кожи на локте. Я — Доктор, я — друг Джека. Даже если это не так, я не могу просто отнять у него всё это, отнять, судя по всему, единственного друга. Думая о Джеке, я всегда ощущаю попеременно то тошноту, то сожаление. По всей видимости, он неплохой человек. И, кроме него, у меня больше никого нет. Никто не ищет меня. Было бы неумно лишить себя вовсе какого бы то ни было общения и сходить с ума от одиночества. Так что я открываю задвижку на двери.
Джек стоит на пороге, промокший насквозь — и улыбается мне, своей кошмарной улыбкой, от которой у меня сосёт под ложечкой. Я долго думал, что не так с этой улыбкой, пока не присмотрелся к глазам Джека. Они не улыбались — они больше напоминали пластиковые глаза куклы, вставленные в глазницы. Я отвожу от них взгляд и смотрю в пол, потом думаю, что это невежливо, и поднимаю голову. Джек заходит внутрь, принося дождь и сюда — его капли растекаются под ногами, срываются с кончика носа и коротких прядей волос, блестят на его руках. Он поджимает губы и церемонно отдаёт честь:
— Доктор. Капитан Джек Харкнесс, — в ответ я выдавливаю слабую улыбку. Пустые глаза Джека вспыхивают, и он подходит ближе, заставляя меня поёжиться. Я запоминаю это движение, потому что после него на меня накатывает ставшее привычным безразличие. Он обхватывает моё лицо широкими ладонями и легко целует меня в кончик носа, обводит языком мои губы, оставляя на них вкус дождевой воды, отдающей ржавчиной, шепчет:
— Мой Доктор. Мой маленький Доктор.
Я стоически переношу этот приступ нежности — первый из тех, что предстоят сегодня. На самом деле, я не слишком люблю какие бы то ни было прикосновения, но не показываю этого. Джек целует меня в лоб, щёки, подбородок, прежде чем снова поцеловать в губы, мягко раздвигая их своим языком. От ощущения во рту чего-то чужого и скользкого я вздрагиваю. Мне кажется, это не слишком гигиенично — во рту полно бактерий. Джека это, как видно, не смущает, и он не прерывает поцелуй, пока в его лёгких не заканчивается воздух.
Я пытаюсь понять, почему он так привязан ко мне. Да, больше у него никого не осталось, но он, скорее, должен был бы возненавидеть меня. Из обрывков того, что Джек обычно бормочет в забытьи, я усвоил, что в случившемся виноват Доктор — то есть я. Он отказывается рассказывать мне всё, поэтому я ловлю крупицы информации в его шёпоте. Сам я не помню ничего. Ощущение полёта, затем — падения, опаляющий ресницы жар и чей-то тонкий, быстро обрывающийся крик.
Джек наконец отрывается от меня и тянет за собой в комнату. Он, не снимая длинного потяжелевшего от влаги пальто, опускается на кровать и хлопает по ней ладонью. Я тихо вздыхаю и ложусь рядом с ним. Джек запускает пальцы в мои волосы, словно расчёсывая их редким гребнем, массирует голову. Я лежу на боку, спиной к нему, поэтому могу не скрывать гримасу на моём лице. Если проводить параллели, то Джека можно сравнить с уличным псом, который помнит, что когда-то у него был дом и любящий хозяин, и теперь лаской надеется обрести хотя бы его подобие, не замечая в глазах людей, к которым он ластится, откровенной брезгливости.
— Доктор, — шепчет Джек мне на ухо. — Я никак не могу привыкнуть к тому, какой ты теперь… Я помню твоё прошлое тело… Прошлую внешность…
От посвистывания в его шёпоте у меня ноют зубы. К тому же, я понятия не имею, о чём он говорит. Прошлое тело? Разве тело не даётся одно на всю жизнь? В общении с Джеком преобладают загадки, к которым мне забыли дать подсказки, и это начинает раздражать. Но Джека мне раздражать нельзя, хотя я и хочу иногда получить нечто иное, нежели его болезненную, порождённую повреждённым разумом ласку. Разве он не хочет, чтобы Доктор — я, я, я — понёс наказание за сделанное, чем бы оно ни было? Но в последний момент я всегда отступаю. Может, потому что понимаю, что ожидать другого от Джека бесполезно.
Он продолжает шептать, что-то о других планетах, о существах с загадочными названиями, о ком-то по имени Роза, которую сменяет Клара — я не знаю ни одной из этих двух женщин. Возможно, они были с нами, когда случилось то самое, о чём здесь никогда не говорят. Возможно, они погибли. У самого Джека на голове видна медленно заживающая рана, которую он отказывается перевязывать, говоря со смехом, что это просто царапина. У себя я не нахожу никаких видимых повреждений, не считая знаков дружбы, оставленных Джеком: засосов, неглубоких царапин, следов зубов. Я надеюсь, что сегодня их число не увеличится. Обычно после такого бормотания Джек проваливается в глубокий сон, прижимая меня к себе, как ребёнок любимую игрушку. Я лежу, уставившись в стену, и слушаю дождь. Мне начинает казаться, что я различаю в нём чьи-то голоса, но иллюзия быстро исчезает.
Джек прерывается на полуслове и начинает целовать меня в шею. Я пытаюсь примириться с мыслью, что сегодня мне не удастся обойтись одними объятиями. Слюна Джека неприятно холодная, и я чувствую, как кожа на моей спине покрывается мурашками.
— Мой Доктор, — он заставляет меня перевернуться на спину и смотрит на меня своими мёртвыми глазами. — Ты всегда был моим Доктором, сколько бы спутников у тебя не было. Ты сделал меня таким, какой я есть сейчас. А ты… Ты стал таким…
Джек судорожно вдыхает и снова покрывает моё лицо россыпью призрачных поцелуев, похожих на прикосновения крыльев высушенных и приколотых к полотнищу бабочек. Он расстёгивает мою рубашку, неаккуратно и торопливо, растягивая её в стороны, отчего ткань неприятно потрескивает. Я мрачно жду, что он будет слюнявить меня дальше, но Джек прерывается на уровне моих ключиц и борется с застёжкой на моих брюках. Я ощущаю эхо той паники, которая всегда охватывает меня при первых признаках дождя, но оно слишком слабо, и я снова погружаюсь в оцепенение. Наверное, видимость общения не стоит таких жертв, к тому же, я не понимаю почти ничего из того, что говорит Джек. С другой стороны, это не моё тело, не мой друг — зачем мне беспокоится об этом? Я стараюсь держаться за это знание, пока Джек стягивает с меня остатки одежды и вынуждает спуститься с кровати на пол.
Стоять на полу на коленях жёстко и неудобно. Я смотрю, как он извлекает наружу свой член, уже наполовину вставший, несколько раз проводит по нему ладонью, заставляя твердеть и наливаться кровью. На набухающей головке уже видны капли смазки — я знаю, что на вкус она солоновата и немного вяжет во рту. Это одна из немногих вещей, которые я знаю, но предпочёл бы не знать. С другой стороны, знание всегда лучше отсутствия знания, не так ли? Я не меняю позы, пока Джек двигает рукой, издавая низкие горловые звуки, и чувствую, что начинаю замерзать. Я снова надеюсь, что он сделает всё сам, может, кончит мне на лицо, и наконец оставит в покое.
— Мой маленький Доктор, — на щеках Джека выступает лихорадочный румянец, и он всё больше напоминает человека в бреду. — Я всегда был твоим любимцем, правда? Я — твоё лучшее творение, поэтому ты и разыскал меня снова и пригласил присоединиться к вам… Только…
Джек хмурится, словно то, что за следует за «только», причиняет ему физическую боль. Он дотрагивается отвердевшим членом до моих губ, и я позволяю его головке проскользнуть внутрь, всё глубже, пока она не касается задней стенки горла. Ради приличия я пытаюсь двигать языком, ощущая им оплетающие член вены. Джек вздыхает и начинает двигать бёдрами, вжимая моё лицо в свой пах, так что жёсткие лобковые волосы щекочут мне лицо. Я изо всех сил стараюсь не давиться, но горло всё равно болезненно пульсирует от проникновения в него чего-то настолько крупного. Я втягиваю воздух через ноздри, пытаясь дышать, но перед глазами уже расплываются круги, а Джек движется всё быстрее, его колени толкают мои плечи, а пуговицы на рубашке царапают мою вспотевшую кожу. Его речь становится неразборчивой, словно он говорит на незнакомом мне языке.
Когда я уже уверяюсь в том, что сейчас задохнусь, Джек наконец-то отстраняется, проводит мокрым от слюны членом по моему лицу и с резким выдохом кончает, пачкая мой лоб и щёки липкой белой жидкостью. Он издаёт странный звук, нечто среднее между покашливанием и фырканьем, и снова откидывается на кровать, закрыв глаза. Его губы продолжают шевелиться, произнося беззвучные слова.
Я облегчённо вздыхаю, вытираю лицо и одеваюсь. Дождь за окном превратился в отдельные капли, в прорези туч выглядывает тусклое солнце. Я забираюсь в кресло и смотрю на медленно обретающий краски мир — если, конечно, можно назвать красками оттенки чёрного и серого. Джек спит, и сон его напоминает анабиоз, кому или смерть. Я терпеливо жду, когда упадёт последняя дождевая капля, и Джек уйдёт, и моя повинность на сегодня будет закончена. В горле першит, и я тихо прочищаю его раз за разом, осторожно, чтобы не разбудить его. Я ощущаю себя, как человек, выполнивший неприятную, но необходимую работу. Если бы только мне полагалась за неё хоть какая-то благодарность, но я знаю, что в будущем меня ждут только новые дожди и новые приступы сдавливающей тело стальными обручами паники, новые касания чужих пальцев, новые следы на теле.
Затихнув, через некоторое время дождь начинается с новой силой. Джек вздрагивает во сне и открывает глаза.
@темы: анлимитед гей-порно ©, геронтофилия, ты прекрасна, как никогда!, доктор кто? это не мы, это всё красная трава, мои фанфики, передайте за проезд до содома, эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки